Бумеранг

Вокруг пили чай, играли в нарды. Я заказал кебаб и свежевыжатый гранатовый сок, взял журнал. Многие правоверные мусульмане посчитали бы его грязным. Впрочем, ничего постыдного в нем не было – одна лишь глупость. Перелистывая страницы, я разглядывал одинаковые картинки, читал бессмысленные заголовки. Плохие фотографии, ужасная верстка. Много рекламы. Журнал подходил к концу, когда вдруг я порезался о ее лицо. Острое. Воспоминание, словно молния арабскую часть города, осветило меня.
До этого момента я мог с уверенностью сказать, что помню всех своих женщин. Время от времени каждая из них возвращалась ко мне. Близость отношений сменялась близостью воспоминаний. В телефонном разговоре, сплетне, газетной колонке, нижнем белье. Они приходили ко мне. Я встречал их в Шишли и Бейоглу, Фатихе и Байрампаше. Они заходили в те же кафе, что и я. Строгие, надменные и глупые. Не подозревавшие о существовании друг друга. Случайные встречи. Их лица белели, как дешевая штукатурка. Мы улыбались и расходились, чтобы встретиться через год или два. Не важно. Так или иначе, я помнил каждую. Первую, вторую, тридцатую. Помнил имена, адреса, телефоны. Переулки, дома, спутниковые тарелки. Накрытые скатертями телевизоры и фотографии отцов. Квартиры близ мечетей, рынков и акведуков. Я мог бы составить список, расчертить в тетради колонки, разрезать их на рост, вес, красоту. Составить графики встреч, определить лучшие и худшие места Стамбула и их тел. Вернуть признания в любви, крики чаек, автомобильные гудки, стрекот цикад. Если бы Аллаху было угодно выдумать кость, стороны которой украшают не числа, но имена моих любовниц, даже ему, Всемогущему, не хватило бы граней. Несмотря на это я помнил каждую. Вне моей памяти оставалась только она одна, словно Девичья башня вне берегов Второго Рима. Я никогда не думал о ней. Не вспоминал. Ни разу с того дня ее призрак не возвращался ко мне. Царица теней, она не снилась мне, не оживала, когда я заходил в душ. Между тем, женщина, которая в тот вечер посмотрела на меня со страницы ненужного, глупого, созданного закомплексованными людьми журнала, обладала незабываемой внешностью. Глядя на нее, вы не могли с уверенностью сказать, уродлива она или прекрасна. Мелодия Шостаковича. Как два течения Босфора, лик ее был грубым и мягким одновременно. 


Вырвав страницу, я бросил несколько лир и пошел вверх по трамвайным путям. Начинался вечер. Со всех сторон, будто мухи залитую медом рану, меня облепляли люди. Чумазые мальчишки, как и в любой другой день, пытались вскочить на подножку уходящего трамвая. Продавец убеждал прохожих, что со времен Константинополя не было лучшего
 мороженого, чем у него. Мужчины собирались вокруг телевизоров – до финала Лиги чемпионов, который позже назовут «Стамбульским чудом», оставалось всего несколько минут. Разглядывая бронежилет полицейского на площади Таксим, я пытался вспомнить, как познакомился с ней. Увидел ли ее в такси, или на палубе ветхого корабля, в музее Модерна, или в «Красном кафе». Весь вечер я думал о ней, думал всю ночь. И не уснул. 

Следующее утро я провел в кабинете знакомого журналиста. Француз, но, в общем-то, неплохой человек. Он долго говорил о футболе, страсти, желании побеждать. Описывал матч, воссоздавал голы. Когда длинный монолог закончился, француз взял принесенную мной страницу и попытался съязвить на общем для нас языке:
– Что, красавчик, даже тебе не по зубам такая рыба?!

– Я знаю ее...

– Конечно, знаешь, все ее знают!

– Я знаю ее больше, чем все... Но не могу вспомнить, как и при каких обстоятельствах мы познакомились.

– Ты познакомился? С ней? Не смеши меня! Между вами Дарданеллы!

– Я помню только ее лицо и лопатки.

– Глупость! Ты посмотрел на фотографию, и теперь тебе кажется, что ты знаком с ней!

– Ты можешь достать ее телефон?

– Думаю, да, но что это даст тебе?

– Я позвоню ей...

– И что скажешь? Здравствуйте, я не могу вспомнить откуда знаю вас?

– Именно...

– Зачем тебе это?

– Это сводит меня с ума. Зуд. Не знаю как объяснить. Она словно из другой жизни. Это как реинкарнация. Нет. Все не те слова! Репрессия. Понимаешь? Я должен реабилитировать ее. Реабилитировать в собственной памяти. Я понимаю, что у меня есть прошлое, но не могу его вспомнить. Разве тебе не интересно, кем ты был?

– Нет! Потому что я и сейчас никто.

– Она постоянно со мной. Вчера, всю ночь, сегодня. Каждую секунду я пытаюсь вспомнить ее, но ничего не выходит! Представь себе женщину, которая перед смертью делает на своей спине татуировку. Мастер обстоятельно излагает события ее жизни. Она умирает и в это же мгновение на другом конце земного шара рождается младенец с татуировкой на спине. Ее читают врачи. Приезжает полиция, репортеры. Родителей и хирурга обвиняют в шарлатанстве. Проходят дни, малыша приглашают на разные развлекательные программы. Известные журналисты устраивают собственные расследования и оказывается, что такая женщина действительно жила и в самом деле умерла в тот день, когда родился чудо-малыш. Его родители вдруг становятся богатыми, покупают дом на берегу пролива, нежданное богатство делает их наркоманами, они умирают, а он продолжает жить в неведении. Он не может прочитать татуировку – слишком мал. В конце концов, мальчишка подрастает. Любовник подносит ему зеркало. Втроем, вместе со словарем, они читают то, что написано на его спине, хотя в этом нет необходимости – родительская комната завалена газетными вырезками. Он читает свою татуировку снова и снова, однако в этом нет никакого смысла – он не может вспомнить ту женщину. Он знает, что она была, но никак не может связать ее с собой. Между ними нет ничего общего. 

– А как же татуировка? Любовь к мужчинам?

– Татуировка не в счет. Татуировка – как эта страница. Она ничего не дает. Я не могу сдвинуться с места. Прошу тебя, достань мне телефон.

– Да хорошо, хорошо!



Я получил номер. Тем же вечером. И позвонил. Без репетиций и прогона. Она сняла трубку, и я заговорил, сразу:

– Здравствуйте, это...

– Я знала, что однажды ты позвонишь...

– Как мы познакомились?

– Какое это имеет значение?

– Я не могу вспомнить. Это мучает меня. Болит в груди.

– Мы не занимались любовью, если ты об этом...

– Но мы были вместе?

– Вечер. 

– Долго?

– Достаточно.

– Не может быть, чтобы мы провели вместе много времени и я не попытался овладеть тобой. Ты слишком красива.

– Раньше ты говорил, что не можешь понять: уродлива я или красива.

– Теперь я понимаю, что очень красива. Откуда я могу знать тебя?

– Мы опять на ты?

– Да.

– У нас есть общие знакомые...

– Круг наших общих знакомых не может красить ни тебя, ни меня...

– Как ты можешь говорить об этом, если ничего не помнишь?

– Я не помню ни одного порядочного человека среди моих знакомых.

– Это была почти пустая комната, с большим окном...

– Еще!

– Я не помню месяца, но ты был в куртке... Кажется, в белой рубашке. Был доволен собой...

– Еще!

– Ты гладил мою шею и вел себя так, будто лучше меня...

– Еще!

– Я подыгрывала тебе...

– И?

– Что и?! Что ты хочешь знать?!

– Все. Как мы познакомились? Где? Как ехали к тебе? На каком этаже твоя квартира? Что мы делали?

– Я читала тебе свои рассказы...

– Наверняка, дерьмо...

– Тогда ты сказал то же самое...

– И что было потом?

– А что могло быть?

– Я уверен, что между нами что-то было...

– Да, я встала на колени... Это ты хотел услышать?!



Я бросил трубку. Потому что вспомнил. Круг замкнулся. Татуировка сработала. Бумеранг вернулся. Мальчик стал женщиной. Я по-прежнему не помнил, как и при каких обстоятельствах познакомился с ней, как приехал и уехал от нее, но вспомнил самое важное, вспомнил то, что тревожило меня, вспомнил то, что делал с ней... и стало безразлично. Глупо.
Она пыталась перезвонить. Несколько раз и я не поднимал трубку. Я гулял. До кафе, в котором пили чай и играли в нарды. До кафе, в котором я курил кальян и смотрел на журнал с вырванной страницей.